Отцы и дети

У молодежи появилась возмутительная манера — сидеть на скамейках по‑птичьи. Идешь по бульвару, а они взгромоздились на спинки, ноги на сидение поставили. Один мой знакомый в своем дворе обил гвоздиками спинки скамеек — добро пожаловать, садитесь! Правильно сделал. Тех, кто пиво распивает и курит на детских площадках вообще надо на пятнадцать суток в карцер отправлять.

Конфликт отцов и детей так же вечен, как желание этих самых детей на свет производить. Родители всегда высокоморальны и детей, выросших из школьной формы, обвиняют в падении нравов. Если разобраться, то обвиняют в том, на что сами уже не способны. Только представьте солидного упитанного дядечку, который горланит песни под окнами любимой, или ночи напролет пляшет под дикую музыку. Да он просто сумасшедший.

Мы сравниваем себя нынешних, перегоревших и успокоившихся, с ними сегодняшними, необузданными и своевольными. А ведь это походит на системную ошибку. Надо сопоставлять людей в равных гормональных статусах.

Подобной ошибки не избежали даже великие. Например, Л. Н. Толстой. В молодости он был далеко не праведником. По воспоминаниям Чехова, называл себя, гуляку, в том периоде «грубым мужицким словом». А на склоне лет Лев Николаевич написал философско‑этическую книгу «Путь жизни», в которой призывает к полнейшему целомудрию. Даже супруги, мол, должны воздерживаться, давить похоть и воспитывать в себе высокую духовность и любовь к человечеству. А коль совсем невтерпеж — то лишь с целью зачатия детей. «Люди, — пишет Толстой, — в этом самом большей частью ниже животных. Животные сходятся самец с самкой только тогда, когда от них может быть приплод. Люди же, мужчина с женщиной сходятся ради удовольствия...» Словом, берите пример с кошек. Легко давить в себе то, чего и так не осталось. Просто вычерпать колодец, в котором на донышке. А когда плещет через край?

Почему‑то собственные былые противостояния старшему поколению забываются. В воспоминаниях о юности мы все исключительно положительные и правильные. А дело обстояло с точностью до наоборот.

Мы — первое поколение девушек, надевших мини‑юбки, не просто эпатировали окружающих, мы их шокировали до судорог. По мнению бабушек, сидевших у подъездов, так оголиться могли только беспутные продажные девки. Нам вслед неслись ой‑ой какие проклятия. Но прошло время, из нас получились вполне респектабельные матроны, и сегодня никого видом голых ножек не поразишь. И вот уже мы сидим на диване, смотрим, как в телевизоре прыгает с микрофоном эстрадная дива, на которой лишь узенькие бикини, расшитые блесками. Брюзжим: все, разделись до некуда. Дальше что? Они выйдут к зрителям голые и в татуировках?

За старшим поколением априори закреплена привилегия критиковать младшее. Но, задуматься, может и у детей есть к вам претензии? Естественно. Вагон и маленькая тележка. Главные обвинения — мы косные и ханжи. Не способны отрешиться от штампов, измеряем своей моралью каждую мелочь, не достойную внимания. Зудим по любому поводу и без повода, талдычим прописные истины, приводим себя в пример, чтобы отсечь аргументы оппонента. Какой любящий сын скажет в лицо отцу: «Папа, ты мне не указ» или: «Мама, твое время прошло»? Поэтому они занимают позицию беспроигрышную во всех отношениях: говорите, говорите, а мы все равно поступим по‑своему.

И правильно делают. Потому что в споре отцов и детей никогда еще отцы не побеждали, как показывает дальнейшая жизнь.

О том, что выросло безнравственное поколение слышно со всех сторон. В качестве аргументов приводятся зверства скинхедов, рост наркомании и прочие жуткие явления. Но ведь мы хотели свободы. И мы ее получили. А свободное общество неизбежно выплеснет наружу пену — националистов всех толков, наркодиллеров. Средства массовой информации набрасываются на каждый случай возмутительных преступлений и раздувают их. И вот уже кажется, что молодежь у нас порочная, элементарные понятия добра, зла, чести, бесчестия у нее отсутствуют. Но телевизионные камеры не устанавливают в студенческих аудиториях, куда на интересную лекцию замечательного профессора ломятся студенты всех факультетов, или в колледже (то, что раньше было ПТУ), где ребята оттачивают золотые руки. И в библиотеках не снимают. А межу тем две трети посетителей читальных залов в выходные дни — молодежь. Умудряются ночь кутить, а днем умные книжки читать. Ради интереса зайдите воскресным днем в церковь или в библиотеку. Кого там больше? Молодежи. Той самой, которая возродила эпистолярное общение с помощью электронных писем, как бы ни хаяли Интернет и ЖЖ.

Судить о поколении по отбросам — некорректно. Все равно, что в борделе или в тюрьме выводить нравственный коэффициент. Лучше обратить внимание на тех, кто не за решеткой будет сидеть, а в судейском кресле. Не грабить в темном переулке прохожих, а ловить воров. Кто станет учить наших внуков, строить дороги, дома и города, запускать спутники, управлять станками с программным обеспечением, рулить страной, наконец. У них‑то как обстоит дело с моральными ценностями? Свобода им подарила возможность ездить, смотреть, сравнивать, отрыто высказывать свое мнение, не взирая на официальные установки и линию партии. Другие они? Другие. И мы сейчас не можем (время не пришло) поставить знак плюс или минус

Выживает сильнейший, поэтому на фирме подсидеть начальника, проявиться, скинуть и занять его кресло — правое дело. Деньги в их жизни играют главенствующую роль, и не потому, что голодают. А потому, что хочется сотовый телефон последней модели, машину импортную, квартиру достойную, отпуск заграницей. Они ничего не принимают на веру. Для них слова: «Это так, потому что так было всегда», — пустой звук. Перепроверят, в Интернете порыскают и только потом согласятся или отвергнут. Они думают, что «Моральный кодекс строителя коммунизма» — полный «отстой», хотя этот свод этических правил мог бы поспорить с Заповедями. Они считают семьдесят лет советской власти ошибкой истории, вроде как человек по болезни лежал в больнице, время потерял. Они не читали Чернышевского (в школьной программе отсутствует), и когда им говоришь, что ваши принципы — типичный разумный эгоизм, удивляются.

Основа основ — семья, брак, воспитание детей. Здесь тоже явные подвижки. У молодых людей появилась манера жить парами, не скрепляя свой союз в ЗАГСе. Приходит дочь домой и заявляет: мы с Васей решили жить вместе. Или сын ставит родителей в известность, что теперь в их квартире поселится еще и Маша. Имея возможности, конечно, снимают отдельную квартиру. Живут и живут, месяц, второй, третий, год, второй... Родители в лучшем случае безмолвствуют и тихо страдают, ждут у моря погоды, в худшем — взрываются. Что за моральная распущенность? Любите друг друга — женитесь. Не любите — расходитесь. Если ваша любовь боится юридической ответственности, то грош ей цена. Подобным образом к браку могут относиться только распущенные личности. «Родители, вы не правы — отвечает великовозрастное дитя. — Мы не распущенные, мы наоборот: настолько серьезно относимся к браку, что не хотим совершать ошибок, а хотим быть уверенными точно, с кем связывать будущее и рожать потомство». Вынуждена признать: все знакомые мне молодые семьи, оформившие отношения после «проверочного периода» явно счастливы, спокойны, благополучны и растят детишек в полном согласии. И все же, все же. Как‑то это не по‑нашему.

Ратуя за то, что молодое поколение не безнравственное, а просто другое, вовсе не призываю все им спускать, умильно смотреть, как куролесят наши последыши. Если мы не будем держать оборону, то им нечего будет крушить. И, не став в двадцать лет революционерами, они в сорок не будут консерваторами. Сегодня они найдут слабое место в нашей морали, которая выражается в конкретных принципах бытия, сомнут и построят свою, чтобы так же рьяно ее защищать через очень‑очень быстрые двадцать лет.

Чем бы дитя не тешилось, в положенный срок оно превратится в добропорядочного обывателя, пеняющего на испортившиеся нравы. Утверждение: нам на смену пришло безнравственное поколение — из того же ряда, что средняя температура по больнице. В каждом поколении, очевидно, повторяются пропорции добрых и злых, умных и глупых, распущенных и целомудренных. Иначе и быть не может, ведь мы их сами воспитали.