Одиночество в толпе

Медики знают, что есть люди, которым нравится лежать в больнице. Чем плохо? В тепле, на чистом белье, кормят, лечат, пенсия или зарплата капают. Главная и приятная забота — собственное здоровье, в котором всегда найдется чему пошатнуться. Моряки, полярники и прочие на длительное время отлученные от общества специалисты, вернувшись «на берег», испытывают психологический шок. Наваливаются элементарные бытовые проблемы, а они разучились выяснять отношения в ЖЭКе, на почте, в магазине. Когда ты не знаешь, как заплатить в транспорте или снять деньги из банкомата, чувствуешь себя недоумком. И хочется обратно — туда, где нет суеты: на корабль, метеостанцию, в подводную лодку.

Но мы, большинство, предпочитаем не болеть и в скит нас не заманишь. Потому мы сосуществуем, то есть живем, в толпе. Она, толпа, стихийный коллектив, — как живой организм со своими эмоциями и действиями. Про массовый психоз толпы написано много. Я испытала на себе. Много лет назад четыре часа на холоде стояла в очереди за кроссовками. Подпитывались слухами: дают по две пары в одни руки. Высчитывала: купить сыновьям или себе и мужу? Позвонить сестре, сказать что она здесь стояла, отхватить еще две пары? Но сестре самой нужно... К тому времени, когда пронеслась весть: кроссовки кончаются, а продавцы по точным данным заныкали основную часть товара — я, как и вся громадная очередь, была готова идти напролом. Отрезвление пришло позже. Куда меня влекло? Что бы я делала? Палками громила витрины? На правеж поволокла бы завмага? Я ведь не хулиганка, а интеллигентный редактор научно популярного журнала. Но хотелось, очень хотелось побуйствовать! У меня с толпой было общее кровообращение, в котором бушевал адреналин.

Каждый человек считает себя уникальным, но против воли встраивается в единый организм толпы. Иначе невозможно. В человеческом теле тоже все клетки разные, но функционируют они только сообща. Толпа — это полярные эмоции. Агрессия или ликование, крушить или орать здравицы, коллективно рыдать на похоронах вождя или бесноваться на рок концерте, впадать в транс или удирать врассыпную.

Вот другой пример, буквально вчерашний. Очередной ремонт эскалатора в метро. Час пик. Многосотенная, если не многотысячная толпа зажатая в полутемном арочном вестибюле перехода. Стремимся в узкое горлышко подхода к эскалатору. Идем медленно, покачиваемся из стороны в сторону, как беременные. Все напряженные и злые. Страшно! Случись что‑нибудь мы передавим друг друга за милую душу. Вдруг возмущенный женский голос: «Мужчина! Вы почему ко мне лезете?» Мы принялись заинтересованно крутить головой. «Радуйтесь, что еще лезут!» — раздался с другой стороны громкий мужской комментарий. И тут же, с третьего конца женский, откровенно завистливый и печальный вздох: «Вот именно!»

Как мы смеялись! В общем выдохе‑взрыве хохота даже присели дружно. Такого эффекта юмористы добиваются от зала только после длительного разогрева. А нас и не нужно было разогревать, потому что мы находились на одной эмоциональной волне. И переменилась обстановка! Люди потеплели, улыбались, мол: ну, да, я к вам прижат, а что поделаешь? Все терпим. Завтра утром и вечером то же самое будет, пока не запустят второй эскалатор. И уже не казалось, что вокруг враги, способные затоптать тебя, пойти по головам.

Можно завесить стены присутственных мест лозунгами «Будьте взаимно вежливы!», каждую минуту объявлять в транспорте «Уступайте места...» Я хотела бы видеть человека, на которого подобная агитация подействует.

Говорят, за тысячи лет мы биологически не поменялись, физически и физиологически не изменились. Но духовно и поведенчески эволюционировать вынуждены и обязаны. Чтобы из толпы не превратиться в стадо диких особей. Толпа — это и стадион, и вагон трамвая, и десять человек в очереди к врачу.

На заре своей научной карьеры один ученый сказал мне в интервью: «Я научился одиночеству в толпе. Лучше всего мне думается в переполненном транспорте, в очереди, на улице». Этот ученый ныне академик, лауреат и прочия. Конечно, давно пересел в личный транспорт. Не спросить ли его, коль встретимся: «Как вам теперь думается?»